Нет, не от Харальда, разумеется. Она понимала Харальда и играла на его чувствах лучше, чем на лире, а ведь на лире она играла превосходно. Харальд не действовал, а реагировал. Еда, прелюбодейство, сражение — вот что приводило его в движение. Это да еще его непоколебимая любовь к ней. Стоило ей пожелать, как Харальд стремглав бросался к ней, высунув язык от усердия. У нее никогда не было собаки более выдрессированной, чем Харальд.

Остальные ничем не отличались от него в том, что побуждало их к действию, но, в отличие от Харальда, она не могла управлять ими. Быть может, если бы они говорили на ее языке, как Харальд, что само по себе было удивления достойно, она могла бы попытаться сыграть и на их чувствах. Но они не владели ирландским, и Бригит оставалось лишь надеться, что они не совершат какой-либо непоправимой глупости, чтобы потом не обманываться в своих ожиданиях.

Она смотрела на далекий лагерь, разбитый на пропитанном влагой поле, на скопище шатров и палаток, в сторону которых тыкали пальцами Торгрим, Орнольф и остальные, переговариваясь на своем варварском наречии. «Они привыкли скрещивать мечи с другими язычниками, — подумала она, — а не состязаться в хитроумии с ирландцами». Несмотря на всю свою ненависть к Морриган, она вынуждена была признать, что эта сучка обладала несомненными талантами в искусстве обмана, манипулировании и применении трав.

Или магии. Черной магии. Бригит ничуть не удивилась бы, если бы узнала, что Морриган призвала на помощь дьявольские силы, что она спустила их с цепи на этого придурка Арнбьерна и разгромила его армию. С помощью свиней, как теперь выяснилось.

«За исключением Торгрима, — напомнила она себе. — Торгрима она победить не смогла». О чем Бригит крайне сожалела. Было в Торгриме нечто пугающее, нечто такое, чего она не понимала. Она не имела на него никакого влияния. Казалось, он едва замечал ее. Что бы ей ни пришлось сделать, чтобы вернуть себе трон, она понимала, что присутствие Торгрима лишь усложнит ей задачу.

Вода ручьями стекала по ее волосам и лицу, пока она смотрела на грязно-зеленые поля, на долгий покатый склон, на вершине которого высились стены Тары. До них было совсем недалеко, но Бригит казалось, что с таким же успехом они могли находиться и на луне. При одном взгляде на них она ощутила тоскливое томление в груди, отчаянную тоску и такой всплеск решимости, который не мог заглушить даже проливной дождь.

Тара… Она по праву принадлежала ей. И она будет ей принадлежать, чего бы ей это ни стоило.

Язычники все еще о чем-то переговаривались, кивая то в одну сторону, то в другую, то на крепость, то на скопление шатров, палаток и флажков. Бригит видела лошадей и людей, бродящих по лагерю, но не понимала, что это означает. «Для чего Морриган вывела воинов в поле, — думала она, — когда они могли оставаться в полной безопасности за стенами?»

Когда ей наконец надоело прислушиваться к разговорам норманнов, которые, по ее глубокому убеждению, хрюкали, как свиньи, Бригит повернулась к Харальду.

— Что здесь происходит? — требовательно осведомилась она. — О чем они… вы… говорите?

Харальд указал на дальний конец поля.

— Вон там… находится Тара, — на своем ломаном ирландском сообщил он.

«Я и без тебя знаю, что это и есть чертова Тара!» — подумала Бригит и стиснула зубы, чтобы сдержать язвительную реплику, уже готовую сорваться с ее губ, и заставляя себя промолчать. Харальд простер руку в другом направлении, показывая на скопление шатров и палаток.

— А вон там… лагерь вооруженных людей. — Он умолк, явно подбирая ирландские слова. — Мы… не знаем… сколько их. Наверное, большая армия. Много.

— Разве это — не воины Морриган? — осведомилась Бригит. — Не вооруженные пехотинцы и всадники из Тары?

Харальд отрицательно покачал головой.

— Морриган и ее люди… они в Таре.

Бригит кивнула. Она получила ответ на свой вопрос о том, для чего Морриган отправила своих воинов за стены Тары. Она не делала этого. Это была не ее армия.

Но чья? Бригит принялась мысленно перебирать возможности. То были ирландцы, в этом она не сомневалась. Она достаточно повидала ирландских и норманнских лагерей, чтобы заметить разницу. Если они не сидят за стенами Тары, выходит, это не друзья Морриган. А если они являются врагами Морриган, значит, они могут стать ее друзьями или, в крайнем случае, потенциальными союзниками.

Она смахнула дождевую влагу с лица и вновь принялась вглядываться вдаль. До лагеря было не меньше мили, посему подробностей она рассмотреть не могла. На промозглом ветру трепетали флажки, и она не сомневалась, что стоит ей взглянуть на них поближе, как она тут же поймет, кому они принадлежат. В окрестностях не нашлось бы ни одного ри туата или младшего короля, чьи цвета она могла не узнать.

— Мы должны подойти поближе, — заявила она Ха- ральду.

— Что?

— Ближе. Мы должны подойти поближе. Чтобы посмотреть, кто это. Сколько их. И чего они хотят.

Похоже, ее предложение привело Харальда в смятение, но он повернулся к Торгриму и Орнольфу и что-то быстро сказал им. Двое мужчин постарше вновь посмотрели на далекий лагерь, после чего перевели взгляды на Бригит. Орнольф заговорил. Харальд стал переводить.

— Орнольф… пошлет своего человека. Посмотреть, чья это армия.

Бригит отрицательно покачала головой. «Какие же они идиоты», — подумала она.

— Вы все равно не поймете, кто это. Друг или враг. Мы пойдем вдвоем, ты и я. Вернемся и расскажем Орнольфу.

Харальд кивнул, подтверждая тем самым, что все понял. Отвернувшись, он передал ее слова Торгриму и Орнольфу, и те, в свою очередь, принялись оживленно переговариваться на своем тарабарском наречии. Харальд же вновь повернулся к Бригит.

— Орнольф сказал: хорошо, мы пойдем. Ты и я.

— Вот и отлично, — заявила Бригит, хотя в глубине души испытывала досаду оттого, что их нисколько не волнует ее безопасность.

Она была уверена, что старому пьянице Орнольфу не было решительно никакого дела до того, останется она жить или умрет, а вот Торгрим мог бы и возразить против того, что она подвергает себя опасности или, по крайней мере, настоять на том, чтобы она взяла стража поопытнее Харальда. Но вместо этого оба, казалось, были готовы позволить ей подвергнуться неизвестной угрозе, не сделав ни малейшей попытки остановить ее. Они вообще перестали обращать на нее какое-либо внимание.

«Ну и отлично, — подумала она, — вы еще пожалеете об этом».

Харальд шел первым. Они вернулись назад на несколько ярдов по дороге, после чего нырнули в лес и стали обходить открытое место под сенью деревьев. Ветки орошали их водой, но полог из листьев наверху все-таки обеспечивал кое-какую защиту от безостановочного ливня, делая прогулку чуточку приятнее. Харальд двигался по лесу легко и бесшумно, словно лисица или волк. Казалось, его ноги сами выбирали наиболее безопасный путь, и он буквально скользил по земле, не задевая ни ветвей, ни листьев. Бригит же, напротив, ощущала себя раненым медведем, ломящимся сквозь чашу, несмотря на всю помощь, которую настойчиво предложил ей заботливый юноша.

Им понадобилось двадцать минут, чтобы обойти открытое пространство. Время от времени они оказывались настолько близко к опушке, что видели Тару, лагерь и нескольких людей Орнольфа, намеренно обнаруживших себя. Но в основном их путь пролегал по лесной чащобе, зарослям папоротника и теснинам. Время от времени Бригит говорила себе, что Харальд сбился с дороги, но в следующий миг деревья редели и оказывалось, что он по-прежнему идет вдоль края поля с такой уверенностью, словно путь их был отмечен зарубками и указателями.

Нагибаться, проходя под нависшими ветками, стараться не упасть, споткнувшись, и тащить на себе насквозь промокшую одежду было очень утомительно, и Бригит уже собиралась предложить сделать передышку, когда Харальд вдруг замер на месте и тихонько зашипел, прижав палец к губам. Знаком велев ей следовать за собой, он повернулся, низко пригнулся и двинулся вперед, с величайшей осторожностью раздвигая подлесок.