— Три драккара? И ты думаешь, что они идут сюда?

Вопрос был нелепым, и она задала его, потому что должна была сказать хоть что-то. Разумеется, они шли сюда. Потому что если они вошли в Бойн, то другого места, куда они могли бы направиться, попросту не было.

Она ожидала, что фин галл придут, но не думала, что это случится так скоро. Быть может, пройдет еще несколько недель или даже месяцев, пока эти пьяные варвары соберут армию для вторжения. Она рассчитывала на это. Но они опередили ее, они были уже здесь, и главные врата Тары оказались широко распахнуты перед ними.

— Да, разумеется, они идут сюда, — ответил Фланн. — Куда еще они могут идти? И как мы будем сражаться с ними, я не знаю.

Морриган тоже этого не знала. Но не успели слова Фланна сорваться с его губ, как она вдруг ощутила прилив небывалой решимости. Она не будет стоять в стороне и смотреть, как у нее отбирают Тару. В жизни ей выпало слишком много страданий, и она совершила слишком много грехов, чтобы оказаться там, где находилась сейчас, и отнюдь не для того, чтобы увидеть, как дело всей ее жизни погубит какой-то чужеземный выродок, как ее брата убьют, а сама она будет обречена на медленную смерть, вновь став рабыней.

— Мы будем сражаться с ними, брат, и мы разобьем их, — сказала она. — И если мы не сможем победить их силой оружия, то прибегнем к другим средствам и способам. Потому что, честно тебе признаюсь, Фланн, если мы не сможем перехитрить этих тупых варваров-язычников, то не заслуживаем того, чтобы сидеть на троне верховного короля.

Глава тридцатая

Сыплет груды орехов

Орешник глаз безутешных,

Скегуль злата скорбь

Ласка скальда лишь умерит.

Сага о Гисли

Попутный ветер продержался все то время, пока они шли от устья Лиффи до устья реки Бойн, которое находилось в тридцати пяти милях к северу вдоль побережья. Три драккара плыли рядом, их квадратные паруса наполнял устойчивый ровный ветер, узкие хищные корпуса слегка кренились на правый борт, и море расступалось перед их острыми носами, расходясь длинными пенистыми волнами за кормой. Они походили на драконов и двигались стремительно, словно чайки, и тяжеловооруженные люди на их борту наслаждались ясным днем и хорошей погодой, столь редкой для этих мест, равно как и легким плаванием, которое обеспечивал им попутный ветер.

Торгрим тоже пытался получить удовольствие от морского похода. Пытался, но не получал. При самых благоприятных обстоятельствах он и мечтать не мог о большем. Но злоба и враждебность, которые кипели в членах команды, подобно океанским течениям с их приливами и отливами, отвлекали его и вызывали слишком большое беспокойство, чтобы он мог наслаждаться ветром и морем.

Освободившись от весла, Харальд немедленно отправился на корму и присоединился к Бригит. Его поступок вызвал явное неудовольствие Арнбьерна и вселил в Торгрима подозрения насчет того, что ярл может иметь и другие далеко идущие планы, помимо захвата Тары и возвращения в Норвегию богатым и успешным викингом. Планы, в которых может найтись место и ирландской красавице принцессе. Одним богам известно, сколь вычурные фантазии питал Арнбьерн в отношении себя самого и Бригит. Но одно было совершенно очевидно — он не желал, чтобы Харальд сидел рядом с девушкой. Однако Арнбьерн не говорил по-ирландски, в отличие от того же Харальда, который на удивление быстро осваивал чужой язык, что давало ему повод находиться рядом с принцессой.

Но столь же очевидно было и то, что сейчас Бригит никого не хотела видеть рядом с собой. Едва «Черный Ворон» вышел в открытое море, как она перегнулась через борт, и ее тошнило до тех пор, пока в ее желудке ничего не осталось, после чего она, обессиленная, привалилась к обшивке борта, закутавшись в меха, а лицо ее сначала побледнело, а потом приобрело зеленоватый оттенок. Харальд изо всех сил старался утешить ее и окружить заботой, пока у Торгрима не лопнуло терпение и он не окликнул его.

— Сынок, — негромко сказал он, — мне частенько приходилось видеть страдающих морской болезнью, и, можешь мне поверить, Бригит хочет сейчас одного: чтобы ее оставили в покое.

Харальд оглянулся на возлюбленную. Он еще никогда не выходил в море в женском обществе, его всегда окружали мужчины, которых не тошнило от качки, а если такое и случалось, то они быстро понимали, что кузнечное дело или изготовление гребней подходит им куда больше.

— Ты уверен? — спросил он. — Женщинам нравится, когда за ними ухаживают, верно?

— Да, обычно так оно и есть. Но только не тогда, когда они страдают морской болезнью.

— Быть может, предложить ей что-нибудь поесть? В бочонке на носу есть соленая рыба.

— Если ты попытаешься сделать это, она выцарапает тебе глаза. Во всяком случае, выцарапала бы, если бы ей хватило сил.

После этого Харальд кивнул и, похоже, смирился с тем, что Торгрим прав, а такое теперь случалось все реже и реже. Присев на корточки рядом с Бригит, он что-то сказал ей, но так тихо, что Ночной Волк не разобрал ни слова, хотя едва ли понял бы, даже если бы расслышал. Бригит кивнула головой, не открывая глаз, а Харальд встал и уселся на ближайший к корме морской сундучок, чтобы оставаться рядом, но не слишком близко.

Арнбьерн, стоявший на юте чуть поодаль от рулевого весла в позе властителя, безраздельно повелевающего судьбами подчиненных, недовольно фыркнул, но ничего не сказал.

Маленькая флотилия миновала мыс к северу от залива Дуб-Линна и через два часа оставила за кормой остров Ламбей [35] , где более пятидесяти лет назад состоялся первый набег норманнов на землю Ирландии. Когда «Черный Ворон» проходил мимо его берегов, Торгрим окинул беглым взглядом остров с его крутыми утесами и покатыми зелеными лугами. Он даже разглядел развалины монастыря, некогда возвышавшегося над берегом, но покинутого после того, как сами же ирландцы несколько раз подряд опустошили его сокровищницы.

«Пятьдесят лет», — задумчиво сказал он себе. Вот уже полвека норманны грабили эту страну. А теперь они пришли сюда, чтобы остаться. Они строили города и вставали на чью-либо сторону в местных войнах, вот как он сам сейчас. Сколько пройдет времени, прежде чем Ирландия станет наполовину норманнской? Если Бригит говорила правду, то именно таким будет и его собственный внук.

Ветер дул ровно и сильно, пока они шли на север, постепенно забирая к северо-западу, обрасопив рей на левый борт и вывесив бейти-ас, специальный рангоут для расширения основания паруса, чтобы корабль мог идти круто к ветру. День уже клонился к вечеру, когда наконец впереди показались низкие берега устья реки Бойн.

Несмотря на все высокопарные речи об опыте и лидерских качествах Торгрима, на самом деле Арнбьерн не нуждался в его советах. Впрочем, Ночной Волк понял это уже давно. Однако же Торгрим не мог не предложить ему совершить обманный ход, который позволил бы оставаться незамеченными еще десять часов. Небольшой отряд воинов можно было высадить на берег в лодке, которую «Черный Ворон» вел на буксире за кормой. Они встали бы лагерем на берегу, в то время как три корабля прошли бы мимо устья реки, словно вовсе и не собирались заходить в Бойн. А потом люди на берегу разожгли бы костер, чтобы указать им обратный путь.

Они находились слишком далеко от берега, чтобы с уверенностью судить, наблюдают за ними или нет, но Торгрим не сомневался в том, что их появление не осталось тайной. Так что любое смятение, которое они могли посеять в умах своих врагов, пошло бы им только на пользу.

Арнбьерн сделал вид, будто всерьез обдумывает его предложение. В конце концов он отверг его, как Торгрим и предполагал заранее. «Совершенно излишние усилия для набега, который не должен встретить особого сопротивления», — сделанным терпением пояснил он. Это может подорвать уверенность воинов в победе, если они подумают, что возникла надобность в подобных уловках. Кроме того, Бригит попросту не выдержит, если ее вынудят оставаться на борту корабля в открытом море хотя бы на минуту дольше необходимого.