Торгрим улыбнулся. Пусть и помимо воли, но он не мог не восхититься тем, как Морриган умело создала столь абсурдное положение. Он мельком подумал, а не станет ли Арнбьерн хныкать, словно обиженный ребенок: «Мы пришли сюда, чтобы разграбить это место, а теперь вы пытаетесь накормить нас? Это нечестно!»

Морриган повернулась к Фланну и что-то негромко сказала ему. Тот ответил, и Морриган вновь обратилась к Арнбьерну:

— Мой господин Фланн говорит, что желает оказать вам радушный прием. Вы намного сильнее и могущественнее нас, и он не хочет воевать с вами.

Харальд подался к Торгриму и прошептал ему на ухо:

— Не думаю, что Фланн сказал именно это.

Торгрим едва заметно кивнул. Он ничуть не удивился бы, если бы узнал, что решения здесь принимает Морриган и что мужчина, которого она представила как своего брата, служит лишь такой же декорацией или ширмой, как и солдаты за их спинами. Он вновь перенес все внимание на Арнбьерна, который снова выглядел сбитым с толку ответом Морриган, как и мгновением ранее, до того, как она постаралась просветить его.

— Мы пришли сюда не для того, чтобы пировать с вами, — сказал он. — Мы… мы не развернемся и не уйдем отсюда только потому, что вы выставили перед нами угощение.

Морриган притворилась, будто вновь совещается с Фланном. После того, как они пришли к какому-то соглашению, она вновь заговорила, и голос ее обладал такой властностью, что ее с лихвой хватило бы для них обоих, для нее и для Фланна.

— Мой брат хочет быть с вами откровенным. Мы не дети. Нам известно, для чего вы пришли сюда. Вы хотите разграбить Тару. Что ж, правда заключается в том, что мы не сможем помешать вам в этом. Но если мы придем к соглашению, то не станем и пытаться.

— К соглашению? — переспросил Арнбьерн. Смятение и растерянность, в которые повергла его Морриган, лишили его последних остатков уверенности.

— Мы отдадим вам сокровища своей столицы, если вы возьмете их и уйдете, не причинив вреда нашим людям и не захватив их в рабство. Если вы согласны с нашими условиями, прошу вас присоединиться к нам за пиршественными столами. Если нет, то мы будем сражаться до последнего человека. Скорее всего, мы проиграем, но вы и ваши люди заплатите высокую цену за то, что могли бы получить даром.

Арнбьерн не нашел, что ответить, и повернулся к остальным.

— Что скажете? — поинтересовался он, понизив голос, чтобы его не могла услышать Морриган и ее спутники.

— Это какой-то проклятый фокус, — проворчал Хроллейф. — Я скажу, что мы должны убить их всех, причем прямо сейчас, и забрать то, что нам нужно.

Арнбьерн кивнул. Торгриму уже был хорошо знаком этот его жест.

— Не думаю, что нам нужно спешить с этим, — изрек он. — В том, что она говорит, есть доля правды. Они знают, что не смогут нас остановить, поэтому вполне разумно, что они хотят сохранить своих людей. И, клянусь Одином, если я смогу достичь своих целей, не потеряв при этом ни одного из своих воинов, я буду только счастлив.

Торгрим ничего не сказал. Он лишь обвел взглядом лица остальных. Хроллейф явно злился, а Ингольф был настроен скептически. Было нечто недостойное в том, чтобы принять капитуляцию таким вот образом, но поскольку никто не мог внятно объяснить, в чем это бесчестье заключалось, то предложение Морриган и впрямь выглядело разумным. Поэтому все промолчали.

Арнбьерн вновь повернулся к Морриган:

— Откуда нам знать, что здесь нет подвоха?

— Господин, — ответила она, перестав делать вид, будто всего лишь переводит слова Фланна, — вы, фин галл, уже стали частью Ирландии. Те дни, когда ирландцы и норманны могли лишь сражаться друг с другом, остались в прошлом. И поэтому мы повели себя таким образом. — Она махнула рукой в сторону накрытых столов. — Мои люди собирают ценности, за которыми вы пришли. Мы поедим, а потом вы заберете то, на что претендуете. Мы потом восполним нашу потерю, но зато я не допущу смертоубийства.

Ингольф решил подать голос:

— Ты по-прежнему не сказала нам, почему мы должны доверять тебе.

— Мы с моим братом присоединимся к вам на пиру. Как и мои люди, причем невооруженные. Считайте нас заложниками, если хотите. Если вы сочтете, что вас обманули, можете перерезать нам горло.

Она сумела убедить их. Торгриму это было совершенно ясно. Ее самообладание, несомненная сила, которую она излучала, несокрушимая логика ее доводов — все это подействовало на викингов. Да и сам Торгрим не понимал, где скрыта ловушка, которая, в чем он был уверен, обязательно должна быть здесь. Но он знал Морриган, а они — нет. Пришло время чуточку вывести ее из равновесия и посмотреть, что из этого выйдет.

Морриган заговорила вновь.

— У меня нет сомнений в том, что ваши люди… — начала она, и в этот момент Торгрим снял с головы шлем, и Харальд, поняв, что он задумал, последовал примеру отца.

Взгляд ее метнулся к ним. Торгрим увидел, как на ее лице в одно мгновение промелькнули самые разные чувства: смятение, узнавание, шок, страх. А потом к ней вернулось прежнее самообладание.

— Торгрим, — сказала она. — Торгрим Ночной Волк. И Харальд. — Она так быстро взяла себя в руки, что посторонний наблюдатель и не заметил бы того потрясения, которое она испытала поначалу. Но Торгрим не был посторонним, и он отметил, что даже голос ее чуть изменился.

— Морриган, — сказал Торгрим и кивнул. — Я смотрю, ты многого добилась.

— Когда мы встретились впервые, я была рабыней дуб галл, — ответила она, давая понять, что у нее есть резоны презирать и ненавидеть датчан, а не норвежцев. — Но мой брат всегда был наследником трона Тары.

«В самом деле? У Бригит на этот счет другое мнение», — подумал Торгрим.

— Ты знаком с этой ирландской сукой? — осведомился Хроллейф, кивнув своей клиновидной бородой на Морриган. На лице Морриган не дрогнул ни один мускул.

— Она помогла нам сбежать от датчан в Дуб-Линне, когда мы впервые прибыли туда, — пояснил Торгрим.

— А еще я исцелила твоего ярла Орнольфа, — быстро добавила Морриган. — И Харальда, который едва не умер от лихорадки.

— А еще ты устроила так, что Харальда взяли в заложники.

— Я сделала то, что должна была сделать. Любой из вас поступил бы так же на моем месте. Кроме того, я вижу, что Харальд вполне жив и здоров.

— Да. В отличие от Гиганта Бьерна и Олвира Желтобородого, которые тоже оказались в заложниках. Их забили до смерти.

— Это сделал Маэлсехнайлл мак Руанайд, покойный король Тары, а не мой брат Фланн, — заявила Морриган. — Маэлсехнайлл был врагом фин галл, в отличие от нас.

Торгрим улыбнулся. «А ты хитрая штучка. За словом в карман не лезешь. У тебя на все готов ответ», — подумал он.

— Очень хорошо, — громко провозгласил Арнбьерн, напоминая всем, кто здесь главный.

Большинство викингов принадлежало к команде «Черного Ворона», и Хроллейф с Ингольфом в обмен на щедрые дары тоже присягнули на верность Арнбьерну, так что в конце концов последнее слово оставалось за ним. Он повернулся к Торгриму и остальным.

— Мы не можем позволить себе продемонстрировать нерешительность, — выразительным шепотом сказал он. — Мы должны принять решение.

— Я знаю эту женщину, Морриган, — ответил Торгрим. Она говорит гладко, как ты сам видишь, но она умна. Очень умна. Не думаю, что ей можно доверять.

Остальные поддержали его возгласами одобрения, но не успели эти слова вырваться у Торгрима, как он осознал свою ошибку. Доказательством чего стала следующая реплика Арнбьерна:

— Я слышу правду в ее словах и полагаю, что достаточно разбираюсь в таких вещах. Мы примем ее предложение, а если они попробуют выкинуть какой-нибудь фокус, тогда, Хроллейф, мы действительно убьем их всех.

— Но как же Бригит? — запротестовал Харальд, хотя в таком обществе он не имел права вообще раскрывать рот. — Мы пришли сюда, чтобы восстановить ее на троне. Именно поэтому она и обратилась к вам.

Но Арнбьерн повернулся к нему спиной раньше, чем Харальд успел закончить, так что если он и слышал возражения юноши, то попросту не подал виду.